За дверью началась возня, затем я услышал звук пощечины и крикнул:
– Эй, что там происходит?
На пороге они появились вместе. Дорис тяжело дышала, волосы у нее были в беспорядке. Мэри, несмотря на инцидент за дверью, держалась с достоинством, но на щеке у нее краснело пятно размером с ладонь Дорис.
Дорис наконец перевела дух:
– Убирайся! Он не хочет тебя видеть.
– Я бы хотела услышать это от него, – ответила Мэри.
Я посмотрел на них обеих и сказал:
– Ладно, чего уж там. Раз она здесь... Я все равно хотел ей кое-что сказать. Спасибо, Дорис.
– Когда ты поумнеешь? – буркнула она и вылетела за дверь. Мэри подошла к кровати.
– Сэм...
– Меня зовут не Сэм.
– Я до сих пор не знаю твоего настоящего имени.
Времени объяснять ей, что родители наградили меня именем Элихью, не было, и я сказал:
– Какая разница? Сойдет и Сэм.
– Сэм, – повторила она, – дорогой мой...
– Я не твой и не дорогой.
– Да, я знаю, – сказала она, склоняя голову. – Но почему? Сэм, я хочу понять, почему ты меня возненавидел. Может быть, я не смогу уже ничего изменить, но мне нужно знать.
Я возмущенно фыркнул.
– И ты еще спрашиваешь? После того, что ты со мной сделала? Мэри, ты, возможно, холодна как рыба, но отнюдь не глупа.
Она покачала головой.
– Все наоборот, Сэм. Я совсем не холодна, но часто бываю глупой. Ну посмотри на меня, пожалуйста. Я знаю, что они с тобой сделали. Знаю, что ты пошел на это, чтобы избавить от пытки меня, и очень тебе благодарна. Но я не понимаю, почему ты меня ненавидишь. Я ведь не просила тебя и не хотела, чтобы ты это делал.
Я промолчал.
– Ты мне не веришь?
Приподнявшись на локте, я сказал:
– Я думаю, ты сама себя убедила, что так оно и есть. Но я могу тебе сказать, как это было на самом деле.
– Скажи, пожалуйста.
– Ты села в это чертово кресло, прекрасно понимая, что я не позволю им проводить эксперимент на тебе. Ты знала это, как бы ты ни убеждала себя теперь в обратном. Старик не мог заставить меня – ни угрозой оружия, ни даже под действием наркотиков. А ты могла. И заставила. Заставила меня сделать нечто такое, на что я сам никогда бы не пошел. Мне легче умереть было, чем вновь посадить себе на плечи эту мерзость, эту грязь. И все из-за тебя!
Мэри становилась все бледнее и бледнее; в обрамлении волос ее лицо казалось чуть ли не зеленым. Затем она опомнилась, вздохнула и спросила:
– Ты действительно в это веришь, Сэм?
– А что, это неправда?
– Сэм, все было не так. Я не знала, что ты придешь. Удивилась даже. Но я не могла отступить, потому что обещала.
– "Обещала", – съязвил я. – Как школьница прямо.
– Едва ли школьница.
– Не важно. И правда ли то, что ты не знала о моем присутствии, тоже не имеет значения. Главное другое: мы оба там были, и ты не могла не понимать, что произойдет, если ты поступишь, как поступила.
– Вот оно в чем дело, – Мэри немного выждала. – Значит, ты так это видишь, и я не могу оспаривать факты.
– Пожалуй.
Довольно долго она стояла, не двигаясь. Я молчал. Наконец Мэри сказала:
– Сэм... ты когда-то говорил, что хочешь на мне жениться.
– Это давно было.
– Я и не ожидала, что ты вновь предложишь. Но я хотела сказать... Независимо от того, что ты обо мне думаешь, я хочу, чтобы ты знал: я очень благодарна за то, что ты ради меня сделал. И... Сэм, я уже ласковая. Ты меня понимаешь?
Я усмехнулся.
– Боже правый, женщины никогда не перестанут меня удивлять. Вы почему-то думаете, что всегда можно просто сбросить счет и начать по новой с одной этой козырной карты. – Я насмешливо улыбался, а она тем временем заливалась краской. – Только на этот раз ничего не выйдет. Не беспокойся, я не воспользуюсь твоим щедрым предложением.
– Что ж, я сама напросилась... – сказала она ровным тоном. – Тем не менее все сказанное остается в силе. И это, и если я могу сделать для тебя еще что-то...
Я откинулся на подушку.
– Вообще-то, можешь.
Ее лицо засветилось надеждой.
– Да, Сэм.
– Оставь меня в покое. Я устал, – сказал я и отвернулся.
После полудня заглянул Старик. Увидев его, я в первое мгновение обрадовался: Старика трудно не любить. Затем все вспомнилось, и радость померкла.
– Я хочу с тобой поговорить, – начал он.
– Нам не о чем разговаривать. Убирайся.
Он словно бы и не заметил моей дерзости, прошел в палату, сел.
– Не возражаешь, если я присяду?
– Похоже, ты уже сидишь.
Это он тоже пропустил мимо ушей.
– Знаешь, сынок, ты у меня один из лучших сотрудников, но иногда делаешь поспешные выводы.
– Можешь на этот счет больше не беспокоиться, – ответил я. – Как только доктор меня выпишет, я подаю в отставку.
Старик просто не слышал того, что ему не хотелось слышать.
– Ты торопишься и совершаешь ошибки. Возьми, например, эту девушку, Мэри...
– Какую еще Мэри?
– Ты отлично понимаешь, о ком я говорю. Тебе она известна под фамилией Кавано.
– Сам ее возьми.
– Не зная подробностей, ты наговорил ей черт-те чего. Расстроил ее. Возможно, лишил меня очень способного агента.
– Да? Я прямо слезами обливаюсь.
– Послушай-ка, мальчишка, у тебя нет никаких оснований напускаться на нее со своими обвинениями. Ты просто не знаешь, что произошло.
Я промолчал: попытки объяснить что-то – плохой способ обороны.
– Мне-то ясно, о чем ты думаешь, – продолжал Старик. – Ты считаешь, что она позволила использовать себя в качестве наживки. Но это не совсем так. Она ничего тут не решала. Все это спланировал я.
– Знаю.
– Тогда почему ты злишься на нее?
– Потому что без ее помощи у тебя ничего бы не вышло. Это, конечно, очень благородно с твоей стороны – взять всю вину на себя, но ничего не выйдет.